Тема революции в поэме Блока «Двенадцать»
Поэма А. Блока "Двенадцать'' занимает совершенно особое место среди произведений об Октябрьской революции, написанных сразу после ее осуществления. Восторженное принятие ее Маяковским ("О четырежды славься, благословенная") и категорическое неприятие И. Буниным ("Народ мой, на погибель вели тебя твои поводыри") равно чужды Блоку.
Образец сочинения по творчеству Александра Блока: Тема революции в поэме Блока «Двенадцать».
Блок говорил: "Если вы хотите узнать о Риме - читайте Катулла". Если вы хотите узнать о революции - читайте Блока, слушайте Блока, открывайте Блока! Потому что для поэта вопрос заключается не в том, принять или не принять революцию. Принять ли грозу? бурю? смерч? Задача поэта, миссия поэта заключается в попытке осмыслить событие, уже происшедшее, отменить или запретить которое нельзя, это не в человеческой воле.
Ко времени создания поэмы тема Родины, России уже окончательно определилась как центральная в творчестве Блока и отразилась в изумительных строках:
О Русь моя, Жена моя,
До боли нам ясен долгий путь...
И вот с ней, с его Женой, произошла революция. Д. Андреев в своей работе "Роза мира" писал: "Все стихийное, чем было так богато его (Блока), существо, отозвалось на стихию всенародной бури. С неповторимостью подлинной гениальности были уловлены и воплощены в знаменитой поэме "Двенадцать" ее рваные ритмы, всплески страстей, клочья идей, вьюжные ночи переворотов, фигуры, олицетворяющие целые классы, столкнувшиеся между собой, матросский разгул и речитатив солдатских скороговорок". Но самое важное, что разгулом стихии А. Блок уловил те едва народившиеся тенденции нашего развития, которые привели нас сейчас к духовному краху, к необходимости вновь взглянуть в глубины нашей истории, обратиться к ее истокам, чтобы постичь то, что с нами произошло. А у истоков этих - А. Блок, у истоков этих - поэма "Двенадцать".
Самое главное, с моей точки зрения, поразительное в этой поэме - сопоставимость ее с греческой трагедией. Уже первая глава - своеобразный зачин - выстроена согласно канонам трагедии. Определено время (черный вечер), место (божий свет), и открывает поэму хор: старуха-курица, знающая, кто во всем виноват ("ох, большевики загонят в гроб"); буржуй, писатель-вития; поп - олицетворение казенной церкви; барыня в каракуле; проститутки, уравненные с членами Учредительного собрания. Это многоголосие хора сливается в единую музыку старого, разрушаемого революцией мира. Общность этих персонажей состоит в том, что они все не в ладах со стихией, которая бушует "на всем божьем срете".
Но вот появляются двенадцать. Кто они? Меньше всего - апостолы нового мира. Они ведут обыденные разговоры о керенках, о Катьке, о своем, кровном и близком. "На спину б надо бубновый туз" - знак каторжника. Это блоковское восприятие революции: судить о революции надо не по элите, не по Корчагиным и Власовым, а по несознательным, по тем "кто был никем", а стал "всем". Блок определяет и их внутренний мир: "Свобода, свобода!! Эх, эх, без креста!" Без креста - без Бога. Ф. М. Достоевский писал: "Уберите Бога - и все дозволено". Этой-то вседозволенностью и проверяет, испытывает Блок своих героев. Стихийное начало совершившейся революции отождествляется со стихией свободы и вседозволенности внутри самих героев. Символом этой внутренней свободы, а может быть, внутреннего смятения и неустойчивости героев можно считать разнообразие ритмов в начале поэмы. Здесь и щемящая солдатская песня, и частушка, и марш. Герои приобщились к стихии революции, вкусили ее свободы, но пока не знают, что с ней делать. Может быть, пальнуть в "Святую Русь"!? Уничтожить врага? Но где он? Вместо открытого боя с врагом гениальный провидец Блок вводит в поэму любовный сюжет, любовную трагедию, убийство из ревности. Парадокс? Да нет!
В перевернутом, взвихренном мире перевернулась и личная жизнь людей: "Был Ванька наш, а стал солдат", "Катька с Ванькой занята", прежде - любовная "дура", бывший приятель - "с физиономией дурацкой". И происходит страшное: испытанный способ жизни в старом мире (вспомним про Петрухин ножичек), становится способом жизни и в новом мире. Стреляя в Ваньку, убили Катьку. Убили невинного человека! То, что предугадал в этом убийстве Блок, страшно! В революции, оказывается, гибнут невинные, она несет с собой бессмысленные жертвы. Это великолепно покажет и Б. Пастернак в романе "Доктор Живаго", но позже, спустя десятилетия. А в 1918 году кто над этим задумывался? А дальше - еще поразительней. Глава об убийстве заканчивается призывом: "Революционный держите шаг!" Переступили через Катьку!!! И Петруха быстро преодолел скорбь, "он головку вскидывает и опять повеселел". И он включается в общее движение, в стихию, в разгул. "Уж я ножичком полосну, полосну...". Эта вписанность в стихию вовсе исключает личную тоску, горе, и требует от человека всецело подчиниться. И дальше в поэме у Блока не будет индивидуальных портретов, чувств, переживаний героев. Теперь, убив, они стали монолитом, единством. Они - символ революции. Теперь они живут в новой системе ценностей, где, по всей видимости, человеческая жизнь не ценится. "Ты лети, буржуй, воробышком. Выпью кровушку за зазнобушку. Но ... "больше нет городового", нет законов, нет Бога. Теперь двенадцать вписаны в черно-бело-красный мир
революционного Петрограда как его неотъемлемая часть, маршевый ритм начинает преобладать над всеми другими звуками:
Шаг держи революционный.
Близок враг неугомонный.
Идут без имени святого
Все двенадцать вдаль.
Ко всему готовы,
Ничего не жаль.
В финале трагедии нас всегда ждет катарсис, восхождение к высшему знанию в мире. У Блока он иного рода. Блок здесь пророчески точно видит, к чему приводит отказ от Бога как от нравственной категории. Место Бога для двенадцати занял коллектив. Принимает ли эту замену сам Блок? Я думаю, нет. Ибо на место врага, в которого стреляют красногвардейцы, поэт ставит Иисуса Христа. Он с кровавым флагом, принявший на себя все прошлые и будущие преступления, но "от пули невредим". Он есть. Он - впереди.
Образом Иисуса Христа Блок завершил свою поэму. Думается, не случайно. Для него, возможно, это образ не конкретно-¬исторический. а общечеловеческий Итоги же блоковского размышления о революции мне представляются следующими Стихию принять нельзя, Что же ее упорядочит, смирит? Опора на вечное, непреходящее, всечеловеческое. Не Достоевский и не Блок открыли закон невозможности построить счастье человечества на несчастье отдельного человека, невозможности положить в основание будущего "здания судьбы человеческой хотя бы одно замученное существо". Это одна из основ христианства. Блок в своей поэме подтвердил непреложность этой истины для любого исторического катаклизма.